До появления Азаила я так и просидел, не раздеваясь, с книгой под мышкой. Он пришел часов в семь, мрачный, с туго набитым полиэтиленовым пакетом.

– Все готово, – произнес Азаил. – Завтра зайдешь к начальнику, получишь разрешение. Кстати, я приобрел два диплома: профессора белой магии и черной. Какой больше понравится, такой на стенку и повесишь.

Тут он увидел книгу, обрадовался как ребенок, схватил в охапку, начал гладить, и что-то бормотать ей в переплет. Та молчала. Потом, после долгих уговоров, соизволила раскрыться, и что-то показать Азаилу, очевидно, довольно откровенное, раз он вздрогнул, не стал больше смотреть ей меж страниц, тут же захлопнул манускрипт и убрал в ящик стола.

– Все, – объявил он. – Завтра погладишь ее, извинишься, что купил, попросишь рассказать о себе – и она твоя.

– Не понял. Что значит, извинишься? Она что… да что она себе позволяет. Я не знаю, как доехал с ней…

– Просто она предназначалась не тебе, – тихо ответил Азаил. – Другому человеку.

– Секундочку, а продавец. Он-то ее продал именно мне.

– Он вообще не в курсе дела.

– А кто ж тогда в курсе?

– Я, – он снова вздохнул, – и она.

И принялся рассказывать.

Так получалось, что купить эту книгу должен был один молодой человек, видимо, тот самый, которого я отпихнул, поднимая фолиант. И вот с этого момента и начинается совсем другая история, о которой я пытался высказаться прежде.

В ней тот молодой человек купил фолиант, за те же смехотворные деньги. Отдав почти все свои сбережения, он приехал домой, склонился над книгой, изучая рукописные страницы, а та с охотой раскрывала перед ним свои многовековые познания.

Надо сказать, что этот юноша, человеком был порядочным и честным, а значит, очень бедным, но все равно с душой нараспашку и сердцем, которому своей боли всегда мало. Родители у него давно умерли, жил он одиноко, в тесной квартирке за окраиной города, в такой глуши, куда обычное метро даже и проводить не решались. Работал на одном крупном предприятии, неплохо на своих сотрудниках зарабатывающем, на должности самой малозначительной, а в связи с перечисленными его нравственными качествами – и вовсе без карьерных перспектив. Но работал, не жалуясь, иной раз, получая порцию похвалы от непосредственного начальника и, гораздо реже, материальное ей подкрепление.

Очень странно, что молодой человек купил такую книгу, тем более, на развале, сказать по правде, книг он почти не покупал, обходясь обширной библиотекой, доставшейся по наследству. А в тот раз будто что-то торкнуло, когда он, подошел к продавцу, долго вглядывался в старинный фолиант, взял в руки, изучая покрытые латинской вязью письмен страницы, и не пожалев последних денег, выложил столько, сколько просил торговец – всю оставшуюся зарплату. И бережно, будто малое дитя, понес книгу домой.

Не один день просидел над ней молодой человек, и не одну ночь. Латынь он знал неплохо, но, листая книгу, словно бы не читал ее, а постигал каким-то иным способом, ибо всякая прочтенная страница немедленно отпечатывалась в его разуме навеки.

Сидел над ней долго, не думая, ни о еде, ни об отдыхе. Покамест не закончил чтение, и не постиг множество тайн и загадок, что наполняли древний манускрипт. Тьма скрытых истин открылась ему, и он решил воспользоваться этой тьмой.

Я переспросил насчет тьмы, в каком именно значении употребляет его велеречивый мой приятель. Оказалось в обоих. Манускрипт принадлежал перу одного чернокнижника, чье имя, прежде известное, ныне оказалось канутым в Лету, даже Азаил не решился раскрывать его, ссылаясь на некий уговор. И снова стал рассказывать о молодом человеке.

Несколько месяцев просидел он над книгой, и многое понял и многое открыл. Не только в книге – в душе своей, и прежде неспокойной. А потому, дабы утишить мятущуюся душу, после долгих сомнений и мучительных раздумий, решил воспользоваться книгой, прибегнув к заключенным в ней могущественным заклинаниям. Нет, сперва конечно, для пробы и разминки, к заклинанием полегче и послабее, с которыми мог справиться без особого напряжения. Так он превратил ненавистный ему англо-русский словарь в двух томах в совершенное знание этого языка. И это имело далеко идущие последствия незамедлительно – его пригласили на высокооплачиваемую работу – теперь он переводил зарубежные платежки, сперва с английского на русский, а затем из одного банка в другой.

Не удовлетворившись одним уроком, он взялся за следующий и превратил только что выданную ему в конверте зарплату в сторублевых купюрах в стоевровые по магическому курсу – один к одному. А после на одну новенькую банкноту купил подержанный ноутбук и волшебным образом модернизировал его, увеличив и мощность системного блока и качество монитора. Затем, мановением руки обрел высшее юридическое образование – диплом выпускника Йельского университета, прямо в рамочке, шлепнулся к его ногам. А чтоб мало не казалось, следом упали дипломы Оксфорда и Сорбонны.

Теперь он был и морально и духовно готов к исполнению самого сложного заклинания в книге – о вызове того, чье имя не говорится вслух. То есть последнего, передо мной, шефа Азаила.

– В разных глупых книжках, – заметил в обширных скобках Азаил, – часто пишется всякая чепуха, примерно такая: какие-нибудь недоросли, нашли некий магический артефакт и с его помощью вызвали моего бывшего Шефа. На самом деле в таких случаях, если поступает соответствующий вызов от дилетантов, у распоследнего помощника Шефа загорается кнопка и он отсылает сигнал на появление первому попавшемуся демону низшей категории. Один раз таковым оказался я. Но первым делом, прежде, чем материализоваться перед вызываемым, всякий демон, пусть даже и по контракту, непременно изучит портативным душемером баланс добра и зла в душе вызывающего. Обычно он отрицателен, то есть, человек и так наш клиент, так зачем себя изводить выполнениями его желаний. У нас без контрактов мест нет, и это несмотря на то, что строительство новых многоуровневых жаровен идет с опережением графика. Уж больно много народу прибывает к нам ежедневно, – пожаловался Азаил и тут же поправился: – я хотел сказать, прибывает к моему бывшему Шефу. Да, быстро я у него в отставку вышел…

Но в данном случае, ни о каких проверках речи и быть не могло. Молодой человек настойчиво побеспокоил именно Шефа, и с этим уже ничего нельзя оказалось сделать. Шеф, конечно, взъярился, его не беспокоили больше двухсот лет, последним стал Фауст. Конечно, это не значит, что Шеф не любил путешествовать по земле и устраивать представления, но большею частью инкогнито, но и последнее его появление относится аж к началу прошлого века, к прогулке по Патриаршим прудам. Так что мало сказать, что он был вне себя – надо это «вне себя» было видеть. И лучше с безопасного расстояния.

Однако, ничего не поделаешь, Шефу пришлось откликнуться на зов молодого человека и предстать, хмурым, в помятом костюме, с незачесанной лысиной, перед звателем. Говорят, они долго смотрели друг на друга, прежде чем недовольный Шеф наконец-то вспомнил полагающийся этикет и потребовал задания – при этом у него свело скулы от произнесения подобной фразы. Молодой человек выступил вперед и четко произнес свое желание. Сразу два, чтобы потом Неименуемому не надо было бегать взад-вперед как второразрядному демону, исполняя то одну, то другую прихоть звателя. Во-первых, он пожелал известности и неиссякаемого богатства, на что Шеф только усмехнулся, но черкнул ручкой по пергаменту. А во-вторых, вернее, уже, в-третьих, – и тут вышел спор – молодой человек потребовал безукоризненного здоровья. Шеф немедля возразил, что подобное пахнет бессмертием, а на последнее он уж никак не может пойти, не та инстанция, да и потом, сами посудите («неслыханное дело, – пробормотал Азаил, – Шеф называл его на „вы“ и пытался отстаивать свою правоту») когда ж, в этом случае, я могу получить вашу душу?